Связанные в пучки, отдельно сваленные свежо белели струганными
черенками штыковые лопаты да малые, солдатские, как их звали на фронте,
саперные лопаты, вдетые в игрушечные чехольчики. Этого бесценного груза, как
всегда, было очень мало.
Переплывши на уже действующий плацдарм, военные силы прихватили свои
манатки, быстренько стриганули под навес яра, с ужасом видя, что весь берег,
отмели и островок устелены трупами, меж которых ползают, пробуют подняться,
взывают о помощи раненые. К грузу, кучей громоздящемуся на берегу, сошлись,
сбежались откуда-то молчаливые люди, начали хватать его, растаскивать по
закоулкам оврагов.
Одна, тоже свежепросмоленная лодка шла через реку отдельно от тех
плавсредств, что плавили "шуриков" -- так насмешливо именовали себя
штрафники, и разнообразных представителей военных частей и просто
подозрительно себя ведущих чинов -- как же без бдительного надзора, без
судей, без выявителей шпионов и врагов? Фронт же рухнет, остановятся боевые
на нем действия, ослепнет недремлющее око, усохнет, погаснет, онемеет
пламенное политико-воспитательное слово!
Правда, уже через день-другой поредеет боевой состав надзирателей и
воспитателей, они посчитают, что такие важные дела, какие им поручены
партией и разными грозными органами, лучше выполнять в удобном месте, на
левом берегу, -- на правом очень уж беспокойно, печет очень под задом и
стрельба смертельная близко, они же привыкли с врагами бороться в условиях,
"приближенных к боевым", как они научились обтекаемо и туманно
обрисовываться, а тут прямо из воды и в заваруху, так ведь и погибнуть
можно.
Лодка с одним гребцом на корме правилась через реку вдали от всего
боевого коллектива. В ней лоцманила иль даже царила под пионерку стриженная,
ликом злая и по-дикому красивая военфельдшер Нелька Зыкова. Санбат
стрелкового полка организовал на левом берегу медицинский пост, владели им
две, всему полку известные подруги -- Фая и Нелька. Фая дежурила на
медпосту, Нелька взялась переправлять в лодке раненых. И сколько же она
может взять в ту лодку раненых? И сколько немцы позволят ей плавать через
реку? И куда грузить, в чем плавить других раненых? И куда делся и жив ли
бравый командир батальона Щусь? С ним, с этим капитаном, вместе тесно, врозь
тошно. Опять им, этим художником -- так уничижительно называл всех прытких
служивых, непокорных людей командир полка Бескапустин Авдей Кондратьевич --
опять заткнул любимцем какую-нибудь дыру родной отец, опять послал его в
самое пекло...
Сыскав среди раненых тех бойцов, кои умеют работать на гребях и
заменить ее на корме, Нелька мигом загрузила свою посудину, поплавив людей
на левый берег. В лодке сноровисто перевязывая раненых, Нелька успокаивала,
утешала тех, кто в этом нуждался, кого и матом крыла. Нельке и Фае
предстояло работать на переправе до тех пор, пока хватит сил или пока немцы
не разобьют их плавсредство. В лодке могли они переплавить пять, от силы
семь-восемь раненых, остальные тянули к ним руки, будто к святым иконам, --
молили о спасении.
Среди штрафников оказались и медики. Они, как могли, помогали людям,
перевязывали, оттаскивали их под навес яра, где уже полным ходом шли
земляные работы. "Шурики" зарывались в берег, издырявленный
ласточками-береговуш- ками, среди этих дырочек выдалбливая себе нору пошире.
Феликс Боярчик помогал тощему, седой бородой, скорее даже седой
паутиной заросшему человеку, умело, по-хозяйски управляющемуся с ранеными и
совершенно не способному к земляной работе. Феликс вымазался в крови, в
грязи, успел поблевать, забредя в воду ниже каменистого мыска, на котором
вразброс, точно пьяные, лежали трупы; их шевелило водой, вымывало из бурого
лохмотья бурую муть, на белом песке насохла рыжая пена. Еще с суда, с
выездного трибунала начавший мелко и согласно кивать головой, Феликс закивал
головой чаще и мельче, отмыл штаны, гимнастерку, зачерпнул ладонью воды,
хлебнул глоток, почувствовал, как холодянкой не промывает, прямо-таки
пронзает нутро. Умылся и, стоя в воде, уставился в пустоту.
