штрафной роты и каких-то иных нспомогательных сил оно
принимало и вовсе бедственные размеры.
Когда батальон ночью двигался в глубь правобережья, Щусь, чтобы
внезапно не напороться на немцев, все время посылал вперед разведчиков и
одному взводу приказал продираться по ходу слева, параллельно волокущемуся,
то и дело запинающе- муся за комки, со звяком падающему, матерящемуся
воинству. Боком чувствуя горячее, минуя расщелины, где засел,
рассредоточился и густо палил по переправе противник, сторожко двигающаяся
сила невольно отодвигалась в сторону от жгущегося места и нигде не встречала
заслона. "Повдоль берега нет плотной обороны!" -- открыл Щусь. Немцы все
силы сосредоточили именно там, где будут переправляться наши войска. Как
всегда, хорошо работала разведка и контрразведка врага, как всегда, расчет
был на тупую и упрямую военную машину, каковой она была и у фашиста, и у
советов -- войска валили, валили через реку по ранее разработанной в штабах
диспозиции, в ранее на картах размеченные пункты сосредоточения -- "быть к
утру в указанных местах, оттеснить противника туда-то и на столько-то,
занять оборону в надлежащем районе -- точка!"
Еще ночью достигнув северного ската высоты Сто, уточнив по карте, что
именно та, нужная перед батальоном высота, для верности убедясь в этом с
помощью разведки, Щусь послал пару боевых разведчиков в штаб полка с
просьбой изменить направление главного удара: всем полком, оставив заслоны,
пройти по следам первого батальона, неожиданно, с тыла ударить по противнику
и занять господствующую высоту, таким образом сразу углубив плацдарм до двух
километров. Но в ответ получил от командира полка нервно писанную, трубкой
прожженную писульку: "Нишкни! Выполняй свою задачу!.."
Задача у первого батальона очень простая: пройти как можно глубже по
правобережью, закрепиться и ждать удара партизан с тыла и десанта с неба.
Когда начнется операция партизан и десантников, первому батальону надлежало
вступить в бой, наделать как можно больше шуму и гаму в тылу противника,
соединяясь с партизанами и десантниками, продолжить наступление в глубь
обороны немцев, с охватом его левого фланга, с дальнейшей задачей отрезания
и окружения группировки, пытающейся опрокинуть наши войска в реку.
Оставалось только одно: как можно больше принять, наскрести под свое начало,
пусть мокрых, перепуганных славян и как можно скорее получить конец связи с
левого берега и ждать, ждать, не пуская вражескую разведку в места
сосредоточения батальона.
Но связи не было, и по стрельбе, ширящейся на берегу, комбат понимал,
что его батальон немцы, сами того не ведая, отрезают от переправы. Посылал
одного за другим, парой и в одиночку, бойцов на берег передать, чтобы
воинство, переправившись, уходило по оврагам влево, чтобы соединиться со
своими у высоты Сто, где торопливо, даже неистово работала лопатами пехота,
чувствуя опасность и зная, что основное от него, от врага, спасение --
земля.
Володя Яшкин, открыв рот, сиплым дыханием шевелил в углу губ клочок
грязной пены, в которую лезли и лезли, увязали и увязали в ней мелкие
земляные муравьи. Комбат, глядя на своего ротного, соображал, как дальше
жить. Ведь он настаивал, чтобы вслед за первым взводом, за первой ротой не
гнали за реку табуном полк и отдельный его батальон, дали бы артиллерии
возможность задавить хоть частично огневые точки на правом берегу,
противнику потешиться, расстреливая передовые части, израсходовать
боекомплекты. Воевать при нарушенной связи, разобщенно, в ночи, немец смерть
как не любит. "Да-да-да!" -- соглашался командир полка Бескапустин, но тут
же тряс головой, говоря покорное "да-да-да!.." штабникам и новому командиру
дивизии, требовавшему одновременного, мощного удара по врагу с фронта в лоб.
-- Товарищ полковник! -- толковали комбаты командиру полка, -- не
получится одновременного мощного -- река! Ночь. Надо в передовые отряды
отбирать тех, кто хоть мало-мало умеет плавать, кто бывал в боях" кто
обстрелялся. Не надо всем табуном брести в воду, не зная броду...
-- Да-да-да! Вы правы, ребятушки,
