тогда и пойдешь. А сейчас можешь похрапеть. Пужни, пужни врага. Фриц
подумает -- новое у нас секретное оружие появилось и, глядишь, отступит...
"О, Господи! -- послушно устремляясь на ночлег, растрогался Коля
Рындин, думая о всех своих товарищах по бердскому еще полку, а о них он
думал теперь только с нежностью, только как о родных братьях, в том числе и
о Яшкине. -- Экую страсть пережил человек и все ишшо шутит. Вот она, сила-то
партейная какая! Божью, конешно, не перегнет, но все жа..." -- На этом месте
размышления Коли Рындина обрезало, плацдарм огласил доселе еще неслыханный
рокот: из-за пересечений и оврагов здешняя местность считалась танково не
опасной, но все же войска по ту и по другую сторону фронта насторожились.
В Сумской области, возле старого городища, из доблестной роты Щуся, с
одного места, из-под развесистой сосны немцы утащили двух постовых.
Щусь затребовал с кухни надежного бойца Колю Рындина и сказал ему,
чтобы он как следует выспался и с полночи заступал на пост:
-- Хватит врагу умыкать советских героев, умеющих стойко держаться на
допросах после того, как выспятся на посту.
-- Дак, поди-ко, в третий-то раз и не придут? -- вслух размыслил Коля
Рындин.
-- Во-во! -- вскипел ротный. -- На это и расчет у немца. Попробуй у
меня усни!..
-- Да не, коды я спал? В помешшэнье, если после работы, на посту зачем
же спать?
Неподалеку от поста Коли Рындина, в ровике боевого охранения, томилась
неразлучная пара -- Финифатьев с Лехой Булдаковым. Коля сказал Булдакову,
чтобы он шел за ужином. Повар-сволочь нарочно волынку тянул, нарочно кухню
не топил, ничего не варил -- не управляюсь, мол, без помощника и все тут,
подыхайте с голоду, коли забрали подручного. Это чтобы Колю Рындина ему
вернули, он бы лежал кверху пузом либо пьянствовал со старшиной
Бикбулатовым, а вкалывал бы за него помощник.
Ровик боевого охранения, накрытый сосновыми сучьями и присыпанный
землей, проламывали обувью и рушили его перекрытие славяне, куда-то и
зачем-то бредущие. Один воин вместе с кровлей и сам обвалился вниз. Леха
Булдаков, выкопав налетчика из-под земли и обломков, спросил, куда тот
держит путь?
"Картошку варить", -- причина уважительная, но Леха все же отвесил
гостю пинкаря, чтоб путь знал, не вилял по сторонам -- и выбросил его
наверх. Кровлю над ровиком починил. Ход сообщения из ровика в траншею
начинал копать Финифатьев, докапывал его напарник, потому что сержанта
вытребовали на партийное собрание. Финифатьев копал ход сообщения в полный
рост, отпетый филон и неистребимое трепло Булдаков свел ход сообщения к
траншее уже по колено глубиной. На ругань и претензии начальника своего,
вернувшегося с собрания, давил несокрушимой логикой:
-- Ниче, дед, ниче! Утопчется. Вишь, какая тут земля-то? Выкопай в
рост, шшэль осыплется, труд зазря пропадет...
Ушел вот забулдыга, уперся без оружия по лесу в глушь. Для обороны у
него граната в кармане под мошонкой болтается, не поймешь, где че. Он ею,
гранатой-то, еще и балуется:
-- В случае чего, дед, я и себя, и врагов взорву!..
-- А я куды жа?
-- И тебя взорву -- все одно без меня пропадешь. Однако боязно
Финифатьеву без Булдакова и за Булдакова боязно.
"Ох, Олеха, Олеха! Ох, обормот, обормот! На всю Сибирь, видать, один
такой. Много таких даже самая дикая и крепкая природа не выдержит. Ушел вот
с двумя котелками -- за кашей и за чаем. И сгинул. Выпивку небось привезли,
смекат урвать чарку-другую сверх нормы. А ежели на пути к кухне жэнщина
попадется -- тогда до свиданье-те и фронт, и война, хвост распустит, а
другой сердешнай в окопе загинайся, на самой-то передовой-распередовой, на
самой-то опушке лесу, за которой нейтральная зона, враг вот он, рядом.
Дышит! Шарится! Тайное выведать норовит..."
Вот вроде бы что-то пошевелилось наверху, зашуршало, потекла стылая
земля. "Йя вот вам поброжу! Йя вот стрельну!.." -- хотел пугнуть лазутчиков
Финифатьев и воздержался: если свои -- могут морду набить -- не мешай их
планам, если разведка фрицевская -- может гранату вниз булькнуть -- ход
