добавил связист и, упреждая вопрос, как всегда,
когда он позволял себе дерзость, отвернувшись, молвил Понайотову: -- Неужели
некому сменить товарища майора?..
-- Ты поешь сначала, поешь! -- совал прямо в лицо Лешке котелок
суетливый ординарец майора Ухватов, изо всех сил стараясь замять неловкость.
-- Потом, потом! Как связь? -- обратился он к незнакомым связистам.
-- А чего связь? Связь как связь! -- недовольно отозвался один из
связистов и сплюнул себе под ноги.
-- Ты, весельчак! -- обращаясь к нему, скривил губы Лешка. -- Знаешь
хоть, куда плывешь?
-- На плацдарм, говорено.
-- А плавать умеешь?
-- А для че нам плавать-то? На лодке, говорено.
-- Нет. Все-таки?
-- Не-а. Мы с Яковом в степу выросли. У нас реки нетути, -- отозвался
за "веселого" его напарник.
Услышав ругань санинструктора, ординарец Зарубина Ухватов загромыхал
сапогами и начал ему помогать. Из-под шинели высунулся третий связист и
громко, раззявив зубастую пасть, с подвывом зевнул.
-- Чево шумите-то? -- расстегнув ширинку и целясь на Фаину палатку с
крестом, он шуранул в камни шумной струей. -- Полковник Байбаков приказал
переправить связь, стал быть, без разговоров.
-- Ты старший, что ли?
-- Н-ну я, -- заталкивая свое хозяйство в штаны, нехотя и надменно
отозвался связист.
-- Экая дурында! -- смерил его взглядом Лешка, -- поменьше будь, я б
тебя самого заставил плыть в моем корыте и любимого твоего полковника рядом
посадил бы... Да вот фигура-дура спасает тебя. Лодка под тобой ко дну
пойдет!
-- Шестаков, прекрати! -- сказал Понайотов и что-то еще хотел добавить,
но в это время со взваленными на горб катушками с красным кабелем, мотаясь
распахнутой телогрейкой, всем, что есть на нем и в нем, мотаясь, крича:
"Боийэхомать!" -- примчался на берег Одинец.
-- Ты чего, Шестаков? -- вытаращился он на Лешку.
-- Ничего. Все в порядке, товарищ капитан, -- черпая из котелка кашу,
-- отозвался Лешка. Технически острый глаз капитана уцепил катушки корпусных
связистов, с неряшливо намотанным блекленьким проводом. Брызгая слюной,
гневно крича "боийэхомать!", Одинец побросал обе катушки в воду, хотел и
телефон об камни трахнуть, но Яков схватил деревянную коробочку, прижал ее к
груди.
-- Ты че, падла?! -- заорал старший команды. -- Ты че, жидовская морда,
делаш?
Лешка прервал дебаты, встав между начальниками, и заорал громче их,
чтоб проворнее грузились, потому как совсем рассвело.
Одинец со штабным телефонистом быстро набрали бухту провода с грузилами
в лодку, подсоединили провод к катушке, остающейся на берегу.
-- Боийэхомать! Там люди умирают, -- продолжал громить тыловиков
Одинец, -- а они явились с непригодной связью!
-- Я вот полковнику Байбакову об тебе расскажу, он те, курва, покажет
непригодную связь. -- Оттертый от дела, не сдавался старший корпусной
команды, правда, уже не так громко и напористо гневался старший, тут Лешка
неожиданно наплыл на него:
-- Если этот деляга уснет на телефоне, -- тыкая в грудь старшего,
который не ожидал напора с этой стороны и попятился, обращаясь сразу к
Понайотову и Одинцу, громко, сквозь зубы говорил Лешка, -- застрелите его...
Тыловые связисты сразу сделались послушны и услужливы, пока Яков
вычерпывал воду из лодки, его напарник, по имени Ягор, вынул катушки из реки
-- имущество все же, казенное. Закурили. Лицо Ягора, крупно слепленное, с
детства усталое, не выражало никаких чувств. Корпусом вроде бы этот трудяга
похож на Леху Булдакова, но умом -- куда там? Леха -- это Леха!
Одинец, тыча пальцем в сторону насупленного важного гостя из корпуса,
сказал, что он не доверит такому ферту важный пост, сам подежурит здесь до
конца переправы связи, затем, боийэхомать, со всеми тут, как надо,
разберется и до барина этого Байбакова доберется! Ишь, не соизволил на берег
прибыть, сон ломать не привык, генерал Лахонин, боийэхомать, наладит ему и
всем его кадрам сладкий сон.
"Дать бы этому деляге от всего воюющего фронта по морде! -- никак не
мог уняться Лешка, -- Ах, как хочется дать по морде, да некогда". И хотя он
понимал, что зря
