минами на трубу, несколько чудом
перетащенных пэтээров, которые тут едва ли понадобятся, два станковых
пулемета, десятка полтора ручных -- "Дегтяревых", в остальном автоматы почти
без дисков, винтовки с тремя-пятью обоймами, гранат несколько ящиков.
Хорошо, что в атаке, начатой с ходу, взяли порядочно трофейного оружия,
патронов, но и своего немало кинули, драпая из-за треклятых "лягушек". Один
станковый пулемет был отправлен в батальон Щуся, к нему отряжен надежный,
умелый пулеметчик-пермяк Дерябин. В его же руки Щусь передал помощника
Петьку Мусикова. Этот неустрашимый воин, про которого сержант Финифатьев
говорил -- точнее не скажешь: "У нашего свата ни друзей, ни брата", -- и на
фронте продолжал жить и действовать по своему уставу. В Задонье было -- во
время боя бегал по траншеям, ползал на брюхе меж окопами, в ту еще пору
командир роты, старший лейтенант Щусь и зрит картину: лежит в уютной ячейке
вояка и постреливает вверх, израсходует обойму, неторопливо всунет другую,
утрется рукавом и пошел по новой палить "по врагу". Щусь полюбовался на
воина, помотал головой и изо всей-то силушки отвесил ему пинкаря: "Воюй!"
Тогда вот, в Задонье, он и передал Петьку в распоряжение Дерябина -- у того
не забалуешься, тот заставит Петьку Мусикова пулеметный станок таскать,
копать землю, о лентах и патронах заботиться. Сам Дерябин мало спал и
помощнику лишка спать не давал, главное, никуда от себя его не отпускал,
даже на то, чтоб харч промыслить, -- хотя оба номера пожрать большие
охотники.
Очень обрадовался Петька Мусиков, когда узнал, что пулемет их,
переправляемый на помосте, сооруженном на бочках из-под горючего, утоп.
Петька Мусиков и знал, что пулемет утопнет, и все, что есть на помосте,
утопнет, -- высоко плывут бочки, и стоит хоть одной пуле попасть хоть в одну
бочку, как она забулькает, набирая воду, потянет за собой все остальное
сооружение, на котором только политическую литературу переправлять да разных
агитаторов -- говно на воде не тонет. Петька Мусиков с маньдомскои шпаной по
заливу по шуге иль весной, еще по большой воде, на бревне плавал, когда на
плотах, когда и на двери от сортира, один раз сам сортир в воду столкнула
шпана, поплыли маньдомские пираты на просторы, а в сортире человек окажись!
Орет! Так ведь плавали-то без груза, в трусах одних, чаще и без трусов,
упадешь в воду -- сам выплывай. А тут пулемет, минометы, пушки на бочки
вкатили -- при такой-то плотности огня! Э-эх, умники.
Очень расстроился, духом упал Петька Мусиков, когда прикатили к ним
пулемет, и рожа эта пермяцкая, Дерябин-то, пустил его в дело.
-- Грызите землю, бейте фашистов лопатами, камнями, чем хотите, но
расширяйтесь! -- дергаясь щекой так, что кривая, с коротеньким мундштуком
трубка взлетала до уха, просил-приказывал полковник Бескапустин.
Еще один бой. Этот уж из последних сил-возможностей. И трубки нет. Хоть
пропадай. Капитан Понайотов, пригнувшись, вошел в добротно, в три наката
крытый немцами блиндаж и доложил командиру полка о своем прибытии. За
начштабом топтался, поблескивая очками, Карнилаев, держа под мышкой плотную
сумочку с картами, за спиной шнурком прихвачен планшет. Следом, треща
катушкой, отчего-то вприпрыжку спешил связист.
-- Кстати, кстати! -- подав все еще пухлую, но холодную руку, сказал
Бескапустин. -- Сыроватко хорошо! Везунчик! У него территория в три
Люксембурга да в одну Бельгию, а тут, на бережку, как плишки -- бегаем и
хвостики в воде мочим...
В полдень начали атаку. Пехота частью потекла по размешанным уже
оврагам, частью двинулась вослед за огненным валом, в отчаянии, без крика,
прямо на окопы, в направлении противотанкового рва, куда смещались разрывы
снарядов.
-- Плотнее, плотнее, капитан! -- наблюдая в бинокль развитие атаки,
просил полковник Бескапустин.
-- На пределе работаем, товарищ полковник. Нельзя плотнее. Побьем
своих.
-- А-ах, ч-черт! Минометчиков бы, минометчиков бы! -- стонал полковник
Бескапустин.-- Ну, где эта трубка? Куда подевалась? Ах, молодец, парень! Ах,
молодец! -- поймав биноклем крупного парня в подпоясанной
