к отпору, чтобы с отпором не опоздать, первые и набрасываются на всех, в особенности на тех, кто под рукой, кто поближе, но, оставшись наедине друг с другом, люди становятся сами собой и живут друг для друга, пусть и недолго, ночью лишь, но живут, как велит им сердце, сердце, на то оно и живое сердце, чтоб ему худа не было, оно спокой любит и чтоб хорошо было, злое сердце быстро изнашивается, рвется, словно на гвоздях, истирается, будто колесо о худую дорогу, оно и воистину не камень, хотя и камень поточи, подолби, так рассыплется.
Где-то в середине ночи ударило по избе ароматом стряпни, первыми печенюшками, вынутыми из печи, и тут же в горнице появилась бабушка.
- Ребятишки, вы не спите? - шепотом спросила.
- Не-э.
- А чтоб вам пусто было! Нате вот первеньких! Да легче, легче, горячие! Малых-то поразбудите. Любанька, отведай и ты, милая моя!
- Спасибо, мама! Ох, какая горячая!
- Ешь, ешь! - Бабушка присела на минутку к тете Любе. - Как живете-то с Васильем? Ладно ли?
- Ничего живем, не скандалим.
- И слава Богу, и слава Богу! Он ведь хороший, шибко хороший. Из всех парней разумница... - Бабушка замолкла, потянула носом: - Тошно мне! ЗаговориласьДевки, пятнай их, недосмотрят, завернут башку-то!.. - Бабушка выпорхнула из горницы и прикрыла обе створки дверей.
Когда приплыли мужики, мы не слышали. И тетя Люба тоже проспала, отчего угром конфузилась, дядя Вася подразнивал ее, стращая: в следующий раз с ельцовкой уплывет до города и такую там стерлядь заловит!..
- Будет болтать-то, будет! - крикнула из кладовки бабушка и протяжно, с подвывом зевнула. - Чего зарыбачили? Два тайменя: один с вошь, другой помене? - Она вышла из кладовой, где поспала часок или два на рассвете, глянула на корзину, полную ельцов, удивилась: - Гляди-ко, попалось!
- На твоего ангела закидывали, мама!
- Ничего ангел-то, рыбистай! - согласилась бабушка и приказала дяде Васе: - Не мылься коло Любы-то, не мылься, ступай с мужиками на сеновал, поспи. Ночь-то пробулькались и с первой рюмки под стол уйдете - с родней видеться... Тебе, Любанька, наказ: всю гвардию накормить и удозорить, чтоб ни один в реку не упал и никуда не делся! Гуска, Апронька, Марея! Хватит дрыхнуть! Вставайте! Экие кобылищи! Солнце на обед.
- Вот ведь нечистый дух! - заворчала в кладовке тетка Мария. - Поднимется ни свет ни заря и никому спать не дает.
Ей чЕ! Ей дай покомандовать! - поддакнула Апроня.
- Генерал! - вставила Августа.
Одна за другой тетки выходят во двор, потягиваются, зевают, бренчат рукомойником, и через короткое время они уже снова в ходу, в работе, вялость слетает с них, мятые лица разглаживаются.
К полудню в горнице накрыты столы. Тетки и бабушка, исчезнувшие на время, явились немыслимо нарядные, важные. Правда, важничает бабушка да еще тетка Мария. Апроня же и Августа - просмешницы, зубоскалки, хватает их серьезности ненадолго.
Дед распахнул одну створку дверей, бабушка другую и напевно, с плохо скрытым волнением стали приглашать гостей:
- Милости прошу, гостеньки дорогие! Милости прошу отведать угощения нашего небогатого. Уж не обессудьте, чего Бог послал.
А дед сам себе в бороду:
- Проходите, будьте ласковы, проходите!..
Церемонность его угнетала, не по сердцу она ему, но не раз уж коренный бабушкой за то, что