"В таком озере должна быть тьма рыбы!" - и тотчас заметил едва заметные кружки в "окнах" меж листьев лилий, кувшинок и в прибрежных водорослях. Такие кружки бывают от малой рыбехи - гальяна. Но в прибрежном, да еще таком светлом озерце гальяну несдобровать - приест его рыба, да и любит северный гальян воду, густую от тины и торфа, где много корма и худо его видать. Обмозговав все это, я хотел уж подаваться домой, заказав себе молчать согласно старорежимному правилу: нашел - не показывай, потерял - не сказывай, да на грех и беду мою, подле круглых листьев еще так недавно светло сиявшей кувшинки мягко чмокнуло, расплылся кружок, пузыри вспухли в середко его, как у подкипевшего на сковороде блина, и долго плавали, не лопаясь.
"Карась! Карась сплавился!" - так вот, чмокнув мясистыми губами, плеснув неповоротливым боком, выдохнув пузырьками воздух, плавится карась. Я присел на камень, утих - по всему озеру запричмокивало, чудилось: всюду лопались вешние почки. Зеркало озера сплошь покрылось тонкими кружками, ровно бы какой-то забывшийся ученик, балуясь, легко, быстро рисовал карандашом кружки на чистом листе, и только пузырьки, прозрачные пузырьки, катающиеся по воде, мгновенно возникающие и так же мгновенно гаснущие, свидетельствовали о том, что в воде идет жизнь, играет там и кормится рыба, много рыбы карася. Я, наверное, мог бы просидеть возле того озера сутки, да зараза-то, комар-то, разве позволит? Вытурил, выжал меня на берег, на обдув от так украдчиво и красиво живущего в заувее озерца, которое сделалось мне чем-то родным.
"Эх, нету дедушки! Вот бы уж половили мы тут карасиков!"
Давно ведомо: добро надо искать, а худо само найдется иль прикатит. Только я подумал насчет деда - тут же вместо одной нашей лодки увидел - две, во второй лодке тонкой былкой торчала парусная мачта. Лодку захлестывало волнами. Подле нее будоражился невысокий человек, узкая полоска светилась на его лице. "Дед!" - обрадовался я, поспешил скорее к лодке, без приветствий и объятий включился в дело, помогая деду выбрасывать на берег манатки, весла и для начала был тут же обруган за допущенные оплошности.
От избушки спустились мужики, подали руку с головы до ног мокрущему деду.
- Носит тебя, комуху, в такую погодку! Утонешь!..
- Скорее сами утонете! - Дед Павел кивнул на скомканную тряпку. - Под парусом, будто архангел по небеси! Перло! Того гляди в Карско море выкинет! За весло поймался, трубку зажечь моменту нет - во катил!..
***
Шустряга дед явился не без умысла! Под крылышком рыбаков, ведущих законный промысел по договору, ему никакой рыбнадзор нестрашен. Чтоб рыбаки были к нему благосклонней, привез дед спирту. Давно "не причащавшиеся" мужики посулили деду всякое содействие в промысле, поменяли его одряхлевшие сетчонки - для отчета годилась и рухлядь, - на что дед, само собой, и рассчитывал. Я видел, как дед спрятал под баней литр спирта, чтобы после "под магарыч" обменять черную рыбу: налима, окуня, щуку на стерлядей и осетра.
Выкинув мережки близ берега, по заливам, дед мало-мало ловил мелочишку и черную рыбу, а я подбивал его поставить сети на открытом мною озере. Дед россказням моим не верил. "Отвяжись, хлопуша!" - кричал даже и топал па меня ногами. Но сопротивление его постепенно слабело, потому что ловилось в его мережки плохо - лето перешло за середину, вода укатилась "в трубку", то есть межень
