греет чуть слышным теплом и даже во сне осторожным дыханием. "И чего это я психанул-то? Она-то при чем, если кругом такое творится! У нас ведь уж если бардак, то обязательно грандиозный, если урожай - то стопудовый, если армия, то самая непобедимая!.. Допобеждались вот. Да и сам ведь вспоминал, как на фронте спать ложились обязательно головой к чему-то, солдат к солдату жался, а женщина, одна на таком ветру, в такое дикое время, само собой, норовит к кому-то прильнуть, заслониться..."
- Поехали, механик, поехали! - раздалось за вагоном.- Сто четвертый поджимает.
- Поехали так поехали...
Коляша с удовольствием еще послушал перекличку помощника машиниста с машинистом: "На выходе зеленый".- "Вижу на выходе зеленый..." - и уснул под "зеленый", потому как не спал ладом уж несколько суток.
И когда раздалась грозная команда: "А ну, выходи из вагона! Кому сказано?" - и увидел наставленные с улицы два черных автоматных дула, не сразу понял, где он, что с ним, и не вдруг опустился обратно на священную советскую землю, охраняемую самыми справедливыми строгими законами.
- Опять началось! - запричитал рядом с Коляшей пожилой, давно не бритый солдат.- Че вы нас на кажной станции гоняете, че нервируете? Мы вам пленные, чо ли? Враги, чо ли? Мы домой едем!..
- А ну прекрати трепаться! - гаркнул старший патруля, младший лейтенантишко, и запрыгнул в вагон, сверкнув до блеска начищенными хромовыми сапогами.- Сейчас же! Сейчас же очистить вагон!
Никто в вагоне не сделал никакого движения.
- Я кому сказал?! - младший лейтенант по-грязному обматерился. Был он в нарядном картузе, в диагоналевом обмундировании, перетянутый в талии, со значками, портупеей, весь вычищенный, выглаженный, праздничный.
- И не стыдно твоей сытой роже? - покачал головой все тот же пожилой солдат.- Ты посмотри, на кого орешь! Над кем изгаляешься!
Младший лейтенант осмотрел вагон внимательней. Коляша, приподнявшись, тоже осмотрел население вагона. Были здесь, в основном, военные и, в основном, битые-перебитые. Были и гражданские. Но женщина всего одна - Женяра.
- Не положено! - стараясь удержаться в повелительном, начальственном тоне, снова начал младший лейтенант.- Вагоны должны следовать порожняком. Это опасно для жизни...
- Для чьей?
- Для вашей, разумеется.
- Ну, о наших жизнях не беспокойся. Мы такое повидали, что не дай тебе Бог во сне увидеть.
- И все-таки мне придется очистить вагон.
- Это кто так думат? - наступал солдат-сосед.
- Я!
- Ну, твое "я" ишшо галифо твое не прожгло, токо оттопырило.
- Вы у меня запомните станцию Бахмач! Запомните! Сейчас патрули откроют огонь.
- По нам?
- По вам!
- Вали! Стреляй! Фашист немецкий не добил, дак свой, доморощеный...
- Это ты обо мне? - побледнел младший лейтенант.-Я - фашист доморощеный?!
- Ты, ты! Вызрел! - не унимался пожилой солдат.
- Я тебе покажу - фашист! Я тебе покажу! Огонь! - скомандовал младший лейтенант своим подручным. И те, зажмурившись, дали очередь вверх.
Эко напугал! Ты слыхал - нет, молокосос, пословицу: не стращай девку мудям, она весь видала! Прошу, дамочка, прошшэнья! - поклонился вежливо солдат в сторону совсем зажавшейся в угол Женяры.
На выстрелы примчался начальник эшелона, тоже с патрулями, ладный такой капитан, при орденах. И когда, брызгая слюной, содрогаясь, негодуя, сбиваясь с пятого на десятое, младший лейтенант объяснил ему обстановку,
